А. А. Фет, pассказ

Несмотря на ясный июльский день и сенной запах со скошенного луга, я, принимая хинин, боялся обедать в цветнике под елками, - и накрыли в столовой. Кроме трех человек небольшой семьи за столом сидел молодой мой приятель Иванов, страстный любитель цветов и растений, да очень молодая гостья. Еще утром, проходя через биллиардную, я заметил, что единственный бутон белого кактуса (cactus grandiflora), цветущего раз в год, готовится к расцвету.
- Сегодня в шесть часов вечера, - сказал я домашним, - наш кактус начнет распускаться.
Если мы хотим наблюдать за его расцветом, кончающимся увяданием пополуночи, то надо его снести в столовую.
При конце обеда часы стали звонко выбивать шесть, и, словно вторя дрожанию колокольчика, золотистые концы наружных лепестков бутона начали тоже вздрагивать, привлекая наше внимание.
- Как вы хорошо сделали, - умеряя свой голос, словно боясь запугать распускающийся цветок, сказал Иванов, - что послушались меня и убрали бедного индийца подальше от рук садовника. Он бы и его залил, как залил его старого отца. Он не может помириться с мыслию, чтобы растение могло жить без усердной поливки.
Пока пили кофе, золотистые лепестки настолько раздвинулись, что позволили видеть посреди своего венца нижние края белоснежной туники, словно сотканной руками фей для своей царицы.
- Верно, он вполне распустится еще не скоро? - спросила молодая девушка, не обращаясь ни к кому особенно с вопросом.
- Да, пожалуй, не раньше как к семи часам, - ответил я.
- Значит, я успею еще побренчать на фортепьяно, - прибавила девушка и ушла в гостиную к роялю.
- Хоть и близкое к закату, солнце все-таки мешает цветку, - заметил Иванов. - Позвольте, я ему помогу, - прибавил он задвигая белую занавеску окна, у которого стоял цветок.
Скоро раздались цыганские мелодии, которых власть надо мною всесильна. Внимание всех было обращено на кактус. Его золотистые лепестки, вздрагивая то там, то сям, начинали принимать вид лучей, в центре которых белая туника все шире раздвигала свои складки. В комнате послышался запах ванили.
Кактус завладевал нашим вниманием, словно вынуждая нас участвовать в своем безмолвном торжестве; а цыганские песни капризными вздохами врывались в нашу тишину.
Боже! думалось мне, какая томительная жажда беззаветной преданности, беспредельной ласки слышится в этих тоскующих напевах. Тоска вообще чувство мучительное; почему же именно эта тоска дышит таким счастием? Эти звуки не приносят ни представлений, ни понятий; на их трепетных крыльях несутся живые идеи. И что, по правде, дают нам наши представления и понятия? Одну враждебную погоню за неуловимою истиной.
Разве самое твердое астрономическое понятие о неизменности лунного диаметра может заставить меня не видать, что луна разрослась на востоке?
Разве философия, убеждая меня, что мир только зло, или только добро, или ни то, ни другое, властна заставить меня не содрогаться от прикосновения безвредного, но гадкого насекомого или пресмыкающегося, или не слыхать этих зовущих звуков и этого нежного аромата? Кто жаждет истины, ищи ее у художников. Поэт говорит:

Благоговея богомольно
Перед святыней красоты.
Другой высказывает то же словами:
Не кончив молитвы,
На звук тот отвечу
И брошусь из битвы
Ему я навстречу.

Этому, по крайней мере, верили в сороковых годах. Эти верования были общим достоянием. Поэт тогда не мог говорить другого, и цыгане не могли идти тем путем, на который сошли теперь.
И они верили в красоту и потому ее и знали. Но ведь красота-то вечна. Чувство ее - наше прирожденное качество.
Цыганские напевы смолкли, и крышка рояля тихонько стукнула.
- Софья Петровна, - позвал Иванов молодую девушку, - вы кончили как раз вовремя. Кактус в своем апофеозе. Идите, это вы нескоро увидите. Девушка подошла и стала рядом с Ивановым, присевшим против кактуса на стул, чтобы лучше разглядеть красоту цветка.
- Посмотрите, какая роскошь тканей! Какая девственная чистота и свежесть! А эти тычинки? Это папское кропило, концы которого напоены золотым раствором. Теперь загляните туда, в глубину таинственного фиала. Глаз не различает конца этого не то светло-голубого, не то светло-зеленого грота. Ведь это волшебный водяной грот острова Капри. Поневоле веришь средневековым феям. Эта волшебная пещера создана для них!
- Очень похоже на подсолнух, - сказала девушка и отошла к нашему столу.
- Что вы говорите, Софья Петровна! - с ужасом воскликнул Иванов, - в чем же вы находите сходство? Разве в том только что и то и другое -растение, да что и то и другое окаймлено желтыми лепестками. Но и между последними кричащее несходство. У подсолнуха они короткие эллиптические и мягкие, а здесь, видите ли, какая лучистая звезда, словно кованная из золота.
Да сам-то цветок? Ведь это храм любви! ::

:. Когда стали расходиться, кактус и при лампе все еще сиял во всей красе, распространяя сладостный запах ванили.
Иванов еще раз подсел к нему полюбоваться, надышаться и вдруг, обращаясь ко мне, сказал:
- Знаете, не срезать ли его теперь в этом виде и не поставить ли в воду? Может быть, тогда он проживет до утра?
- Не поможет, - сказал я.
- Ведь все равно ему умирать. Так ли, сяк ли.
- Действительно.
Цветок был срезан и поставлен в стакан с водой. Мы распрощались. Когда утром мы собрались к кофею, на краю стакана лежал бездушный труп вчерашнего красавца кактуса.
(1881)

А. А. ФЕТ Кактус. Печатается по изданию: Фет А. А. Сочинения: В 2-х т. Т. 2. М.:
Художественная литература, 1982. ИБ № 2682 МАРЬИНА РОЩА
Составитель Владимир Брониславович Муравьев

Советский энциклопедический словарь:

ФЕТ (наст. фам. Шеншин) Афанасий Афанасьевич (1820-1892)
русский поэт, член-корреспондент Петербургской АН (1886). Насыщенные конкретными приметами картины природы, мимолетные настроения человеческой души, музыкальность: «Вечерние огни» (сборники 1-4, 1883-91). Многие стихи положены на музыку.

Большая Советская энциклопедия:
Фет, Шеншин, Афанасий Афанасьевич [23.11 (5.12).1820, с. Новосёлки, ныне Мценского района Орловской обл., - 21.11 (3.12).1892, Москва], русский поэт. Сын помещика А.Н.Шеншина и Каролины Фет; был записан сыном Шеншина. Однако в 14 лет выяснилась юридическая незаконность этой записи, что лишило Ф. всех дворянских привилегий. В 1844 он окончил словесное отделение философского факультета Московского университета и с целью получить дворянское звание поступил на военную службу (1845). Первый сборник стихов - «Лирический пантеон» (1840). К началу 60-х гг., периоду резкого размежевания общественных сил, связанного с революционной ситуацией, относятся публицистические выступления Ф. в защиту прав помещиков, носящие подчёркнуто ретроградный характер. Незадолго до этого Ф. вышел в отставку и занялся хозяйством в своём поместье; мало писал в это время. Только на склоне лет поэт вернулся к творчеству, выпустив 4 сборника стихов под общим название «Вечерние огни» (1883-91). …

Ф. известен как переводчик Горация, Овидия, И.В.Гёте и др. древних и новых поэтов. Впервые перевёл на рус. яз. трактат А.Шопенгауэра «Мир как воля и представление» (1881). Автор мемуаров «Мои воспоминания» (ч. 1-2, 1890), «Ранние годы моей жизни» (опубликовано в 1893). Многие стихи Ф. положены на музыку.
В.И.Масловский.